Лекция № 12. Этническая антропология.

1.Биолгические и исторические аспекты.

2.Этнос и популяция как объекты изучения.

1.В предыдущей теме мы познакомились с понятием о расовом многообразии человечества - межгрупповой изменчивости по набору (правильнее сказать - комплексу) так называемых расовых признаков. Рассмотрев некоторые известные классификационные схемы, мы совершили "кругосветное путешествие", по ходу которого обратили особое внимание на антропологические черты, определяющие сходство и различие между отдельными популяциями человека и их крупными объединениями. Были описаны наиболее общие закономерности географической вариабельности антропологических признаков - расовая изменчивость. Полученная нами весьма поверхностная картина, вместе с тем, вполне достаточна для того, чтобы сделать заключение о необычайной "пестроте" древнего и современного населения Земли в биологическом отношении.

Приглядевшись к этому разнообразию, можно сделать еще два взаимосвязанных и бесспорных вывода:

эта картина не статична и меняется во времени. Иначе говоря, формирование и поддержание биологической изменчивости (популяционных и расовых особенностей) тесно связано с ходом истории человечества; справедливо и обратное - антропологический материал, о специфике которого было уже так много сказано, потенциально имеет большое значение для решения исторических проблем, и в особенности вопросов этногенеза.

Изучению этой (биологической) составляющей процесса этногенеза, посвящен специальный раздел антропологии. За направлением закрепилось название "этническая антропология" (хотя корректность такого термина в последнее время вызывает возражения, обоснованность которых разбиралась в предыдущей теме). Итак, этническая антропология - это раздел антропологии, изучающий морфофизиологические особенности отдельных этнических общностей (этносов). Говоря более строго, предмет этнической антропологии - история формирования и специфики внутри- и межгрупповой биологической изменчивости этно-территориальных групп человечества и их генетических взаимоотношений. Полученные в результате этих исследований материалы дают возможность выяснить родственные взаимоотношения между группами населения и историю их возникновения, а именно место, древность и последовательность этногенетических событий (этногенезов). Этническая антропология является своеобразной "визитной карточкой" отечественной науки о человеке. На настоящий момент нет ни одной другой страны мира, антропологический состав населения которой был бы исследован с таким масштабом, тщательностью и методической строгостью, как это сделано для территории России и государств бывшего Советского Союза. И на этом пространстве нет, пожалуй, ни одного народа, этническая история которого исследовалась без привлечения данных физической антропологии. Работы в этой области, начатые еще основателями антропологической науки, продолжаются по сей день. В этой теме мы остановимся на конкретных примерах того, как антропологические данные становятся историческим источником и помогают решать вопросы происхождения народов. Вместе с теорией, конечно.

2.Что является объектом исследования этнической антропологии? Странный вопрос - раз антропология этническая, значит, она исследует этносы или этнические группы - наиболее очевидный субъект исторических преобразований. Так оно и есть. Но этнос - понятие совсем не биологическое, а мы уже знаем, что антропологи исследуют биологические признаки и биологические же популяции. Как соотносятся эти категории, и являются ли они столь разнороднымиИтак, этнос - историческая, а не биологическая категория (см. Хрестом. 6.1). На первый взгляд, для его изучения в антропологии особого места "не предусмотрено". Однако этнос и популяция сближаются по двум важным критериям. Это:

единство ареала. Под этим следует понимать не только единство места обитания, то есть географическую локализацию, но и напрямую связанную с ней повышенную степень консолидированности населения. Для этноса эта консолидация является ключевой характеристикой и определяется единством культурной традиции, языком и вероисповеданием. Для биологической популяции она выражается в большей или меньшей степени жесткости популяционной структуры и степени панмиксии;

единство происхождения. Естественно, и популяция и этнос не возникают "из ниоткуда", их развитие динамично. Имея материалы, относящиеся к разным этапам существования этих объединений, историк, археолог, этнограф, лингвист и антрополог (а лучше, если все они вместе) могут исследовать эту динамику - популяционную и этническую историю. Основной метод такого исследования очень сходен - это знакомое нам хронологическое и географическое сравнение выборок. Вся разница в том, что популяция исследуется по системам биологических признаков, а этнос - по признакам языка, свидетельствам материальной и духовной культуры.

Благодаря более интенсивному внутригрупповому обмену информацией разного рода, единство ареала способствует возникновению и сохранению единообразия в чертах культуры (поддержание и развитие традиций) и генофонда (сохранению и передаче генетического материала). Последний во многом определяет фенотип, то есть, в конце концов, и антропологический облик населения. Как для этноса, так и для популяции возникшее таким образом равновесное состояние может нарушаться в силу исторических причин. Например, в результате заимствования (культурного обмена) или смешения населения с носителями иных языковых и прочих традиций (в результате включения в группу инородного в биологическом отношении компонента) и т.п. Вот и получается, что часто, говоря о популяции и об этносе, мы имеем дело с одной и той же группой населения. А это в свою очередь означает, что могут возникать устойчивые параллели (ассоциации) между биологическими характеристиками группы (антропологическими признаками) и этническими определителями. Только что мы заметили, по сути, следующее: отсутствие причинной связи не приводит к непременному отсутствию географических совпадений, возникших исторически. Следуя далее этой логике, чрезвычайно важно понимать одну деталь - отмечаемые параллели между физическим типом и небиологическими чертами не абсолютны, они определились исторически и также исторически нарушаются, они не несут в себе какой-то еще более жесткой закономерной связи. Довольно часто вольно или невольно это упускается из вида, и под внешне строгими, научными рассуждениями кроется опасность распространения расистских и националистических идей. На самом деле найти статистическую связь между двумя разнородными признаками или явлениями очень легко. Особенно просто это сделать, если забыть, что выявленная статистическая закономерность должна иметь логическое научное обоснование (в нашем случае, биологическое и историческое). При таком подходе и возникает подмена понятий и искажение смысла конечного результата. Как это происходит. Взяв антропологический признак А (цвет кожи, например), неантропологический признак Б (коэффициент IQ, какой-нибудь экономический или лингвистический показатель "прогрессивности" и т.п.) и "удачно" выбрав сравниваемые группы, нечистый на руку деятель от науки легко докажет вам, что IQ однозначно и достоверно связан с цветом кожи, объемом мозга или фонетическим рядом языка. Сравнив эти данные с экономическим статусом выбранных групп, тот же "специалист" с удовольствием обоснует концепцию в духе социал-дарвинизма. При всех возражениях научного сообщества, этот результат будет с жаром подхвачен и растиражирован всегда многочисленными соратниками новоявленного Г. Спенсера. Идя дальше, продолжая подменять логику и забывать о здравом смысле, можно, например, закономерно связать цвет кожи с количеством дырочек на пуговицах, черепной указатель - с длиной шнурков, а экономический "успех" с тем, с какого конца "синие" и "белые" воротнички разбивают куриное яйцо… Этот, в прямом смысле, курьез вовсе не так безобиден, ведь чем заканчивается спор о яйце известно всем. Увы, подобных, только намного более опасных "попыток" наука знает немало, и физическая антропология отнюдь не является здесь исключением. Наука - вещь потенциально опасная. Если, работая с источниками, вы видите, что автор пытается найти связь подобного рода там, где её на самом деле никогда не существовало, задумайтесь, каковы истинные цели этого "исследователя".

Под этнической антропологией обычно понимается описание антропологических особенностей этносов. Во многих случаях антропологические данные содержат важную (а иногда и решающую) информацию о путях формирования того или иного этноса— об этногенезе. В данной области знаний о человеке антропология выступает совместно с историей, этнографией и лингвистикой. Как уже говорилось выше, этнос определяется самосознанием, языком, самоназванием и некоторыми поведенческими характеристиками. Ввиду этого объект исследования для антрополога определяют историки, этнографы и лингвисты.

 Широко распространено мнение о существовании причинной связи особенностей внешности с принадлежностью к тому или иному народу, т. е. каждый народ имеет свой особый антропологический тип как неотъемлемую часть своей характеристики. Это мнение ошибочно вот по каки мобщим соображениям и фактам.

Даже самые подробные антропологические классификации населения Земли не превышают 200 морфологических вариантов. Количество же этносов значительно больше: около 2000. Отсюда вывод: многие этносы

имеют очень сходный антропологический состав.

Если отвлечься от типологической системы описания разнообразия человечества, то клины постепенных изменений частот самых разнообразных признаков будут пересекать этнические границы, практически не «замечая» их. С другой стороны, большинство современных этносов, как правило, политипично по антропологическому составу. Более того, в результате постоянно идущих процессов смешения физический тип многих этносов с трудом поддается описанию в рамках действующих типологических схем.

Правомерно интересоваться принадлежностью индивида к тому или иному антропологическому типу (индивидуальная типология) либо антропологической характеристикой того или иного этноса. Индивидуальная типология на уровне антропологических типов, которые по своей различимости соответствуют пандиакритическому и макродиакритическому уровню, может быть вполне успешной. На более низких уровнях различимости индивидуальная типология ненадежна и во многом связана с индивидуальным искусством классификатора. Антропологическую характеристику этноса в силу ненадежности индивидуальной типологии лучше представить через средние величины измерительных признаков и частоты качественных признаков или другие статистические параметры, характеризующие изменчивость. Эти параметры более надежны и допускают возможность сравнения антропологических характеристик этносов с помощью стандартных математических методов. Несмотря на все вышесказанное, может возникать связь (соответствие) между антропологическими характеристиками и определенными этносами или этноопределителями. Например, существуют антропологические типы пан- и макродиакритического уровня, которые в настоящее время приурочены к одному этносу или небольшому числу близкородственных этносов (курильская раса и айны, лапоноидная раса и саамы и т. д. )· Это, как правило, те случаи, когда группа людей может быть определена одновременно и как популяционная система (вплоть до единичной популяции), и как раса, и как этнос. Скорее всего их нужно рассматривать как популяционные реликты исчезающих расовых генофондов.

Наблюдается определенное соответствие между крупными лингвистическими подразделениями человечества и антропологическими типами. Например, большинство европеоидов говорит на языках индоевропейской и семито-хамитских семей, а основная часть современных монголоидов — на языках китайско-тибетской семьи. Мера различий между языками может до известной степени служить оценкой времени независимого изолированного развития групп, а сам языковый барьер может быть фактором, ограничивающим вероятность вступления в брак и соответственно генный поток между популяциями.

Интересно, что по крайней мере некоторые группы смешанного происхождения вырабатывают новый язык, который по своему строю также может рассматриваться как смешанный (примером могут быть многие так называемые «креольские» языки).

Конечно, полных аналогий между биологическими и глоттогоническими процессами нет, но важно сознавать, что язык как один из основных признаков этноса может способствовать консолидации вновь возникшей популяции и выделению ее генофонда в относительно замкнутую систему.

Для понимания методических основ этнической антропологии полезно рассмотреть несколько конкретных работ.

В отечественной и зарубежной антропологии выполнено очень много исследований по этнической антропологии. Обширная сводка по зарубежным работам до второй мировой войны приведена в монографии К. С. Куна «Расы Европы». После войны интерес к этнической антропологии у зарубежных исследователей несколько ослабел, но в многонациональном СССР данное направление антропологических исследований продолжалось достаточно интенсивно. Даже простое перечисление монографий и сборников работ дает хорошее представление о масштабе исследований: е исследования в Камчатской

Чаще всего исследователи придерживаются вполне определенного плана построения работы и сходных методических приемов. Рассмотрим с этой точки зрения известную работу Г. Ф. Дебеца «Селькупы (антропологический очерк)» (1947).

Селькупы представляют собой довольно малочисленный этнос (около 6000 человек на момент их обследования Г. Ф. Дебецем в 1939 и 1941 гг. ), проживающий двумя анклавами по притоку Оби — Нарыну и по притоку Енисея — Тазу. Во «Введении» Г. Ф. Дебец приводит все этнонимы данного народа, географическую локализацию, оценку величины брачных связей с соседними народами, историю изучения народа и некоторые выводы предшествующих исследователей. В разделе «Материалы» он приводит пункты исследований, число обследованных и их фамилии (как поясняет Г. Ф. Дебец, «... у народов этой области фамилия является указанием на родовую принадлежность, а иногда и на этническое происхождение родоначальника»). За этим разделом следует «Суммарная антропологическая характеристика селькупов» по описательным и измерительным признакам головы и по длине тела, и это описание сделано в сравнительном плане по европеоидно-монголоидной шкале, что связано с положением селькупов в зоне контакта этих рас. В результате констатируется смешанность антропологического типа селькупов. Следующим шагом автор выделяет внутри этноса антропологические варианты с помощью географического и родоплеменного анализов. При этом Г. Ф. Дебец сравнивает эмпирические и теоретически ожидаемые частоты комбинаций отдельных признаков на фоне их межгрупповой корреляции на севере Евразии и выделяет три комбинации признаков (он называет их типами): «умеренно монголоидную», «более монголоидную» и «обнаруживающую европеоидные черты». В следующих двух разделах приводится антропологическая характеристика сопредельных народов и дается их сравнение с селькупами. При этом особое внимание обращается на сравнимость данных разных авторов по описательным признакам и на критерии выбора признаков для сравнения этносов («Критерием для выбора признаков являются общие направления дифференциации расовых признаков» — с. 121). Общий вывод изданного анализа: «... селькупы антропологически стоят ближе всего к обским уграм», они различаются лишь разной концентрацией общих антропологических компонентов. Таким образом, первая задача анализа получила свое решение.

В следующем разделе анализируется вопрос о светлопигментированном компоненте в составе селькупов. При этом расширяется географический регион (вся Западная Сибирь) и рассматриваются три гипотезы: а) древнее смешение, при котором источником европеоидной примеси могло быть население Алтае-Саянского нагорья I тысячелетия до н. э.; б) поздняя русская примесь; в) автохтонное происхождение депигментации. Для решения проблемы рассчитаны коэффициенты межгрупповой ранговой корреляции основных расоводиагностических признаков. Общая корреляционная матрица показала наличие межгрупповой связи, в силу чего принимается гипотеза метисного происхождения и отвергается автохтонная. Анализ генеалогий, архивных документов о смешанных селькупско-русских браках и географического распределения русской примеси, а также депигментация и отсутствие связи последней с увеличением длины тела показали, «что наличие в составе селькупов и соседних народов светлого европеоидного компонента не сводимо исключительно к русской примеси». Анализ палеоантропологических данных и феногеография пигментации в Западной Сибири приводят Г. Ф. Дебеца к выводу об очень большой древности смешения европеоидов и монголоидов на данной территории, при этом он отдает предпочтение западному пути проникновения светлой пигментации перед южным.

После этого автор переходит к вопросу об американоидном компоненте (относительно высокое переносье и пониженная частота эпикантуса) и приходит к выводу, что характер географической изменчивости среди различных групп селькупов и окружающего населения не дает основания подтвердить или опровергнуть его наличие. В то же время собственно монголоидный компонент (вогнутая спинка носа и высокая частота эпикантуса) фиксируется достаточно ясно и сравнительный анализ указывает на его южное (Алтае-Саянское) происхождение (см. рис. 126).

В последнем, IX разделе антропологические данные рассматриваются на фоне этнологических параллелей и отмечается их достаточная согласованность при описании вероятных путей этногенеза селькупов и обских угров.

Кратко этапы работы можно представить себе следующим образом:

описание исследуемого этноса;

описание выборки;

описание антропологических особенностей;

оценка изменчивости выборки и выделение типов;

описание соседних народов и сравнение с ними;

рассмотрение вопроса о возможных исходных компонентах;

сопоставление данных антропологии с этнологическими гипотезами.

Когда исследуется многочисленный и широко расселенный этнос, анализ приобретает некоторые дополнительные особенности. Рассмотрим этот случай на примере коллективной монографии «Происхождение и этническая история русского народа» (1965). Руководителем работ экспедиции был В. В. Бунак, а руководителем работ на местах — Т. И. Алексеева.

Масштаб проделанной работы (17 тысяч обследованных мужчин и женщин в 107 районах РФ) дал возможность авторам применить методы феногеографии и при выделении типов использовать также географические критерии (которые близки к современным популяционным представлениям), а не формально типологические, основанные только на физическом сходстве. Последнее привело к тому, что авторы вместо слова «тип» часто употребляют — «зона», «территория», «группа». Они выделили четыре территории: северо-западную, северо-восточную, юго-восточную и юго-западную, а также 16 зон внутри них. Каждая зона состояла из нескольких административно-территориальных районов (от трех до восемнадцати). Районы обследования выбирались с учетом исторического прошлого населения, истории заселения, диалектологических и этнографических особенностей. Исследование проводилось не в больших городах, а в близко расположенных к ним селениях с целью избежать миграционного «фона» последних десятилетий.

Антропологические особенности всех четырех территорий имеют ясные географические границы. Например: «Юго-Восточная территория.

Ее западная граница проходит по Дону и Проне, северная — по Оке и Волге до пределов Мордовской и Чувашской автономных республик. Восточные районы находятся на средней Волге, южные — в верховьях Медведицы, Хопра и Вороны, между городами Саратов и Воронеж» (стр. 158). Внутри территорий антропологическая характеристика зон не дана жестко в типологическом аспекте, а ориентирована опять же на географию, и зоны отличаются друг от друга по разным наборам признаков без предварительного выбора «таксономически ценных». И только после описания областных типов сделан выбор наиболее дифференцированных и однородных для характеристики антропологического состава русского населения по антропологическим комплексам. Выделено семь комплексов: ильменский, валдайский, западный верхневолжский, вологдо-вятский, дон-сурский, средневолжский и верхнеокский (рис. 131). Остальные девять рассматриваются либо как ответвления основных, либо как переходные, либо как недостаточно консолидированные, с преобладанием локальных особенностей. Подобный результат ближе к реальному положению в антропологическом описании русского этноса, нежели традиционная типологическая картина с фиксированным числом физических вариантов одного иерархического уровня. Авторы применили также и другие приемы анализа — сравнение с окружающими народами, поиск исходных компонентов и этнологических параллелей.

Ю. Г. Рычковым и Е. В. Ящук (1980) была рассмотрена проблема воз-действия этногенетических (этногонических) процессов на генетическую структуру популяций человека. Они обратили внимание на то, что элементарные менделевские популяции в силу своей малочисленности име-ют достаточно короткий исторический срок самостоятельного существо-

вания и их генофонд в значительной мере подвержен случайным процессам. В силу этих обстоятельств они лишь в ограниченной степени несут информацию о предыдущих стадиях своей истории. Такое положение соответствует представлениям о том, что эволюция отдельной популяции протекает по типу марковских цепей (более подробно об этом см.: Кулагина, Ляпунов, 1966). О. С. Кулагина и А. А. Ляпунов в результате анализа результатов моделирования эволюционных процессов пришли к выводу, что «... каждое отдельное состояние неустойчиво, совокупность их всех устойчивая. Возникает представление, что именно эта зона устойчивой неустойчивости благоприятна для эволюционного процесса». Эти идеи созвучны с представлениями Ю. Г. Рычкова о генетической стабильности систем популяций в сравнении с элементарными популяциями. В этом случае система популяций обретает необходимую временную длительность, а точкой отсчета становятся средние величины и частоты признаков, которые, по мнению авторов, олицетворяют стабильность. Если за систему популяций принять этнический уровень, то анализ меры генетической дивергенции популяций исследуемого этноса будет связан с этапами этногенеза и зависим от них.

Применив для оценки разработанный М. Ней метод генетической характеристики подразделенной популяции и модифицировав его, авторы получили несколько интересных результатов для коренного населения Сибири. При разложении величины общего генетического разнообразия (Нт) на составляющие ее внутрипопуляционную (Hs) и межпопуляционную (Dst) компоненты доля последней в общем генном разнообразии оказалась примерно равной 11%, что соответствует обычно получаемым результатам. Однако при разложении этой величины на компоненты выяснилось, что: «... генетическое разнообразие элементарных сибирских популяций лишь на 17% определяется фактором их собственной изолированности, вызывающим случайный дрейф генов и генетическую дифференциацию, в то время как на 70% межпопуляционное разнообразие определяется генетическими различиями между этносами, к которым изоляты принадлежат». Данный количественный результат хорошо показывает, что в регионе «классических изолятов» — Сибири — межгрупповая изменчивость на уровне этносов в четыре раза превышает изменчивость, связанную с действием генетико-автоматических процессов (дрейфа). В другой работе (Рычков, Ящук, 1983) были рассмотрены генетические процессы среди населения Западной Европы. Вклад различных иерархических уровней здесь оказался иным: на межгрупповую изменчивость пришлось лишь около 3% общей изменчивости, треть которой составила межэтническая изменчивость (в контексте анализа она близка по смыслу межпопуляционной для Сибири) и только 7% пришлось на долю межнациональной изменчивости. В этом случае авторы совершенно справедливо отмечают воздействие интеграционных процессов при формировании современных наций Западной Европы, многие из которых представляют собой полиэтнические образования.

Прочитав последний раздел о разнообразии современного человечества, читатель может задаться вопросом: «Значительный полиморфизм и политипия Н. sapiens — это хорошо или плохо?» Хорошо ли иметь женщине резус-отрицательный фенотип, который повышает вероятность осложнений при беременности, светлую кожу, которая после 2—3 часов пребывания на солнце покрывается ожоговыми волдырями? С точки зрения индивида некоторые признаки явно «плохие» и могут существенно снижать его выживаемость. Но если вдруг срочно понадобится универсальный донор или заметно снизится ультрафиолетовая часть радиации, достигающая поверхности Земли, то все, что было «плохо», станет «хорошо». Полиморфизм и политипия как меры разнообразия отдельной популяции и систем популяций (подвидов и видов) являются очень часто полезной особенностью биологических объектов и человека в том числе. Разнообразие генофондов обеспечивает выживание сообществ. А. Жакар и Р. Уорд, обсуждая гипотетический генетический «манифест», пишут: «Основная проблема — это увеличение биологического богатства человечества (измеряемое нашим генетическим разнообразием);... сила нашего вида не столько в благоприятных аллелях, одаренных индивидуумах или специфических достижениях общественных систем, а в разнообразии людей и их генов. Сохранение этого разнообразия должно быть основной целью подобного «манифеста».